В столовой стояли параллельно друг другу два длинных стола, а чуть слева еще один, круглый, накрытый на четверых. Дальше справа находилось классное помещение «для еженедельных занятий этикетом, шитьем, уроков обаяния и изучения Библии».

Мы прошли мимо маленькой гостиной с двумя диванами, где мне раз в неделю предстояло встречаться с соцработником. Пол под ногами у матери Маргарет потрескивал и с каждым шагом становилось все холоднее. Я ощущала этот внезапный мороз всем телом, с головы до пят. Мы дошли до конца коридора. Мать Маргарет обернулась ко мне, и я не в состоянии была расшифровать выражение ее лица.

– Это комната позора. Туда мы отправляем плохих девушек. – Она уставилась на меня так, что я застыла в неподвижности. – Надеюсь, тебе не придется выяснить, что за этой дверью.

– Да, мэм, – прошептала я.

– Да, ваше преосвященство. – Она продолжала выжидательно сверлить меня взглядом. После продолжительного молчания, которое казалось мне бесконечным, я поняла, что мне полагалось повторить титул. Я сделала, что требовалось.

Удовлетворенная мать Маргарет развернулась ко мне спиной и пошла вверх по лестнице. Поднявшись на два пролета, она остановилась перед арочным дверным проемом темного дерева и снова повернулась ко мне, прямая как статуя, сложив руки на животе.

– Девушек мы здесь называем только по имени. Никакие личные дела не обсуждаются. Миссия у нас простая. Спасти ваши души.

Мне хотелось в туалет примерно с самого момента прибытия, но от страха я об этом забыла. Теперь же капелька мочи все‐таки вытекла, и я сжала бедра, чтобы дальше ничего не текло. С тех пор, как внутри меня выросло яйцо, у меня ни разу не было проблем с удержанием мочи – до сих пор.

Мать Маргарет без стука распахнула дверь. Внутри я увидела четыре кровати и два небольших комода, придвинутых к крашенным в синий цвет стенам. На трех из четырех кроватей сидели девушки-подростки с кожей разных оттенков коричневого и на разных стадиях беременности. Увидев мать Маргарет, девушки встали.

– Добрый день, ваше преосвященство! – хором выкрикнули две. Третья встала, но смотрела себе под ноги.

– Девушки, это Руби. Лоретта, пожалуйста, помоги ей устроиться.

Лоретта сунула в передний карман блузы листок бумаги, который держала в руке, и улыбнулась. Ее волосы с золотистыми прядями были собраны в высокий хвост, добрые глаза смотрели на меня легко и спокойно, и я поняла, что мы с ней прекрасно сойдемся.

– Ужин подается в половине шестого. Перед тем, как спуститься вниз, вымойте руки и лицо. – Мать Маргарет указала на маленькую раковину. – Чистоплотность сродни праведности, – гаркнула она и закрыла за собой тяжелую дверь.

– Черт, вечно она без стука вламывается, – сказала девушка со щелью между передними зубами. Волосы у нее были заплетены в две косы, загибавшиеся вбок пониже ушей.

Я подтащила свои сумки к пустой кровати и плюхнулась на подушку. Девушка со щелью между зубами сунула руку под подушку и достала пачку «Лаки страйк». Сунув сигарету в губы, она принялась изображать, что курит.

– Меня это успокаивает, – сказала она, показав на незажженную сигарету. – Меня все зовут Баблс. Лоретту ты уже знаешь, но я ее называю Златовласка – много ты знаешь девушек вроде нас со светлыми прядями в волосах? – хихикнула Баблс.

Лоретта закатила глаза.

– Болтай больше – как раз ребенок выйдет похожим на меня. Так всегда моя бабушка говорила – ребенок выходит похожим на того, на кого ты злишься.

Лоретта вытащила из кармана листок, который убрала, когда я пришла, и снова его развернула.

– А вон там Джорджия Мэй. – Баблс указала на тихую девушку, которая притянула колени к груди и теребила ногти на ногах. – Она не разговаривает.

Девушки были все разных оттенков – Лоретта светлая, как сливочный крем, Джорджия Мэй темная, как ореховое дерево, а Баблс где‐то посередине, карамельного оттенка.

– Тебе когда рожать? – Баблс еще раз изобразила, что затягивается.

– В конце января.

– А мне в начале, – сказала Лоретта.

– Джорджии Мэй в ноябре, мне в декабре. Значит, ты здесь младшая. Тебе больше будет поручений по хозяйству. – Баблс снова затянулась.

Возле кровати стоял небольшой комод, на нем лампа и Библия. Лоретта показала, какие два ящика мои. Пока я распаковывала то немногое, что привезла с собой, рыдания начались снова.

– Что это за звуки? – спросила я, поглядев на соседок.

– Просто девушка, которая отдала ребенка. Сожаления – ужасная вещь. – Баблс выдула воображаемое кольцо дыма.

– Привыкнешь, – сказала Лоретта, убирая письмо обратно в карман. Края у него были обтрепанные.

– Вот почему ребенка я оставлю, что бы эти белые там ни говорили.

Баблс убрала сигарету обратно в пачку и засунула ее под подушку.

Лоретта бросила печальный взгляд на Баблс.

– Ты же знаешь, почему ты тут. Будет проще, если ты это примешь.

– Хм, приму, почему нет. Пну кого‐нибудь из них под зад, так и приму, – гордо заявила Баблс.

– Лучше не думай об этом, – сказала мне Лоретта. – У тебя еще полно времени до перехода. Постарайся просто радоваться жизни, как я.

– Перехода? – переспросила я.

– Ну, когда ты рожаешь, ты как бы переходишь на другую сторону, – объяснила Лоретта.

– Перечитывать одно и то же письмо – что‐то это непохоже на радость жизни, – резко заметила Баблс.

– Ну, я просто скучаю по Ракеру, что тут скажешь? – Лоретта прикоснулась к нагрудному карману.

– Лучше б читала те скучные книжки в углу. – Баблс показала на книжную полку, которую я раньше не заметила. – Они тебя уж точно отвлекут.

В одну из сумок я запихнула несколько небольших холстов, кисти и несколько тюбиков краски и теперь сунула все это под кровать. Внезапно меня накрыло такой усталостью, будто я пришла сюда пешком из Северной Филадельфии. Жалобный плач продолжался, но я уткнулась одним ухом в подушку, а другое прикрыла рукой.

По системе оповещения, которая была подключена и к нашей спальне на чердаке, раздался звонок. Мы все встали, по очереди вымыли руки и лицо в крошечном умывальнике у окна, а потом вереницей вышли из комнаты. В столовой Баблс направилась к маленькому круглому столу, накрытому на четверых. Там стояли корзинка с хлебом и блюдо с тушеным мясом, запах которого я учуяла, когда приехала. За длинным столом сидели блондинки, брюнетки и одна рыжая – восемь девушек, и все белые.

Мать Маргарет встала перед незажженным камином, молитвенно сложив руки.

– Давайте склоним головы. Благослови Боже нас и эти дары, которые мы получаем от щедрот Твоих через Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

Ложки застучали о миски.

– Ох уж эта еда белых. – Баблс